Кажется, что между луной и его глазами пропасть в несколько миллионов световых лет и пара прядей непослушных пепельно серых волос, а на самом деле их разделяет только невесомая стена из силы человеческой воли. То ли стальная, то ли воздушная; и момент, когда происходит надлом, угадать невозможно. По крайней мере М-21 не смог. Его стена, отделяющая цветной мир людей от монохромного царства оборотней, покрыта трещинами и изъянами, сквозь которые до аджосси доносится призывный волчий вой. Этот звук, песня, околдовывающая душу, снится ему по ночам, шёпотом преследует днём, звенит в ушах, когда он остаётся в одиночестве; а если М-21 затерялся в толпе, хриплый голос поджидает его в тех уголках псиного сердца, которые невозможно контролировать разумом, и вгрызается в его уши, когда модифицированный устаёт сопротивляться и на время капитулирует. Пугает М-21 не назойливое постоянство волчьей мелодии, а то, что аджосси понимает, о чём в этой песне поётся. О дикой стае таких же, как он, рабов лунного света. Рычащий голос потихоньку подбирает ключ к сердцу оборотня и переплетает мелодичный зов с артериями и венами, вспыхивает в крови, омывает тело изнутри. Очищает, изменяет, перерождает. М-21 сказал бы, что она скорее убивает его человеческую сущность, ломает чувства и берёт каждое желание под контроль, но одно другого не меняет. Мнение зависит только от точки зрения. Многие положили жизни за попытку обретения силы, которая просыпается в простом охраннике, а он сам готов отдать свою жизнь за то, чтобы вдруг проснуться от этого дурного сна и оказаться обычным человеком. Чтобы в плохую погоду подскакивало давление, а для того, чтобы разобраться с нарушителями, нужно было звать на помощь. Чтобы клали в больницу от падения с высоты. Чтобы ощущать страх перед шпаной, которая что угодно может учудить, и быстрым шагом обходить ареалы её обитания. Чтобы хотя бы знать, что ты нормальный, такой же, как все.
Луна за окном скромно намекает на неосуществимость желаний аджосси, когда его зрачки сужаются, реагируя на свет, а когти вдруг заостряются. Полночь в полнолунии - не лучшее время для мытья посуды оборотнем. На чашках остаются тонкие, еле заметные царапины, но М-21 цепким взглядом замечает их и чертыхается, выключая тёплую воду, которая уже и так переливается через раковину. Франкенштейн будет недоволен порчей драгоценного фарфора, но анализы с последнего обследования аджосси приведут его в гораздо более ощутимое шоковое состояние. Сердце быстро привыкает к новому телу, обживая его и трансформируя, несмотря на недовольство души и разума. Опасно быстро.
Иногда М-21 с наигранным безразличием думает: сколько ему ещё осталось в человеческом облике? Сколько времени пройдёт, прежде чем первые существа, признавшие в нём товарища, отвернутся от него так же, как лабораторные крысы Кромвеля, и выкинут его из дома и из своей памяти как мусор, объедки - кости, на которых трепыхается ещё сознание человека, но с каждой секундой сгнивает осознание принадлежности к человеческой расе? Возможно, как только Ли получит данные с зашкаливающих приборов своей лаборатории, с милой улыбкой выпроводит М-21 через парадный вход и захлопнет перед его носом дверь. А скорее - усыпит, как заразного пса, и будет прав в своём решении. Аджосси предпочёл бы смерть, чем наблюдение за тем, как растут его клыки и обостряется охотничье чутьё. Жаль только, что аджосси никто не спрашивает. Франкенштейн по прежнему пичкает его таблетками со вкусом земляники и заставляет мыть посуду в полночь. Рей меланхолично пьёт чай из исполосованной царапинами фарфоровой кружки и иногда снится. Жизнь бежит вперёд, не останавливаясь и не оглядываясь по сторонам.
А М-21 всё ждёт, когда голос в его голове заткнётся наконец, а барьер из силы воли падёт. Тогда аджосси хотя бы перестанет просыпаться в одной постели со страхами, которые несёт ему наступающий день.
По крайней мере М-21 не смог. Его стена, отделяющая цветной мир людей от монохромного царства оборотней, покрыта трещинами и изъянами, сквозь которые до аджосси доносится призывный волчий вой. Этот звук, песня, околдовывающая душу, снится ему по ночам, шёпотом преследует днём, звенит в ушах, когда он остаётся в одиночестве; а если М-21 затерялся в толпе, хриплый голос поджидает его в тех уголках псиного сердца, которые невозможно контролировать разумом, и вгрызается в его уши, когда модифицированный устаёт сопротивляться и на время капитулирует.
Пугает М-21 не назойливое постоянство волчьей мелодии, а то, что аджосси понимает, о чём в этой песне поётся. О дикой стае таких же, как он, рабов лунного света.
Рычащий голос потихоньку подбирает ключ к сердцу оборотня и переплетает мелодичный зов с артериями и венами, вспыхивает в крови, омывает тело изнутри. Очищает, изменяет, перерождает. М-21 сказал бы, что она скорее убивает его человеческую сущность, ломает чувства и берёт каждое желание под контроль, но одно другого не меняет. Мнение зависит только от точки зрения. Многие положили жизни за попытку обретения силы, которая просыпается в простом охраннике, а он сам готов отдать свою жизнь за то, чтобы вдруг проснуться от этого дурного сна и оказаться обычным человеком. Чтобы в плохую погоду подскакивало давление, а для того, чтобы разобраться с нарушителями, нужно было звать на помощь. Чтобы клали в больницу от падения с высоты. Чтобы ощущать страх перед шпаной, которая что угодно может учудить, и быстрым шагом обходить ареалы её обитания. Чтобы хотя бы знать, что ты нормальный, такой же, как все.
Луна за окном скромно намекает на неосуществимость желаний аджосси, когда его зрачки сужаются, реагируя на свет, а когти вдруг заостряются. Полночь в полнолунии - не лучшее время для мытья посуды оборотнем. На чашках остаются тонкие, еле заметные царапины, но М-21 цепким взглядом замечает их и чертыхается, выключая тёплую воду, которая уже и так переливается через раковину. Франкенштейн будет недоволен порчей драгоценного фарфора, но анализы с последнего обследования аджосси приведут его в гораздо более ощутимое шоковое состояние. Сердце быстро привыкает к новому телу, обживая его и трансформируя, несмотря на недовольство души и разума. Опасно быстро.
Иногда М-21 с наигранным безразличием думает: сколько ему ещё осталось в человеческом облике? Сколько времени пройдёт, прежде чем первые существа, признавшие в нём товарища, отвернутся от него так же, как лабораторные крысы Кромвеля, и выкинут его из дома и из своей памяти как мусор, объедки - кости, на которых трепыхается ещё сознание человека, но с каждой секундой сгнивает осознание принадлежности к человеческой расе?
Возможно, как только Ли получит данные с зашкаливающих приборов своей лаборатории, с милой улыбкой выпроводит М-21 через парадный вход и захлопнет перед его носом дверь. А скорее - усыпит, как заразного пса, и будет прав в своём решении. Аджосси предпочёл бы смерть, чем наблюдение за тем, как растут его клыки и обостряется охотничье чутьё.
Жаль только, что аджосси никто не спрашивает. Франкенштейн по прежнему пичкает его таблетками со вкусом земляники и заставляет мыть посуду в полночь. Рей меланхолично пьёт чай из исполосованной царапинами фарфоровой кружки и иногда снится. Жизнь бежит вперёд, не останавливаясь и не оглядываясь по сторонам.
А М-21 всё ждёт, когда голос в его голове заткнётся наконец, а барьер из силы воли падёт. Тогда аджосси хотя бы перестанет просыпаться в одной постели со страхами, которые несёт ему наступающий день.
~578 слов.
Вышло очень образно.
Откроетесь?
припозднившийся заказчик
автор.
Это Вам спасибо :-)
Порадовали исполнением.